Тонкое искусство пофигизма - Страница 48

Впоследствии, уже на смертном одре, Беккер пришел к удивительному выводу: человеческие проекты бессмертия были проблемой, а не решением. И надо не навязывать (подчас смертельным насилием) миру свое концептуальное «Я», а усомниться в нем, сжиться с реальностью собственной смерти. Беккер называл это «горьким противоядием» и пытался применить его к себе перед лицом кончины. Смерть — это плохо, но ведь и неизбежно. И надо не противиться этому осознанию, а открыться ему по мере сил. Когда мы смиримся с фактом нашей смерти — базовым страхом, глубинной тревогой, мотивирующей все легкомысленные амбиции, — мы сможем выбирать наши ценности более свободно, не ограничивая себя алогичным поиском бессмертия, и без опасных догматических воззрений.

Солнечная сторона смерти

Я перехожу со скалы на скалу, медленно карабкаясь вверх. Мышцы ног напряжены и ноют. Такое трансоподобное состояние возникает от медленных и однообразных физических нагрузок. Но вершина близко. Небо становится шире и глубже. Теперь я один. Друзья остались далеко внизу: они фотографируют океан.

Наконец я перелезаю через небольшую глыбу, и передо мной открывается простор. В бесконечность уходит горизонт. Возникает ощущение, что стоишь у края земли: там, где вода встречается с небом, синее с синим. Ветер бьет в лицо. Я смотрю вверх. Как же светло! И как красиво.

Я нахожусь в Южной Африке, на мысе Доброй Надежды. Когда-то считалось, что это самая южная точка не только Африки, но и всего мира. Воды здесь неспокойны и коварны, часто бывают штормы. Это место помнит столетия торговли, коммерции и человеческих усилий. И столетия рухнувших надежд.

Португальцы говорят: «Ele dobra o Cabo da Boa Esperança». То есть «он огибает мыс Доброй Надежды». Смысл парадоксален: жизнь человека вошла в последнюю фазу, и ничего больше он уже не совершит.

Я шагаю по камням к синеве, вбирая ее в себя. Я взмок, но мне холодно. Я в восторге, но нервничаю. Значит, вот оно?

Ветер бьет в уши. Я ничего не слышу, но вижу край: место, где скала встречается с небытием. Останавливаюсь и на секунду замираю в нескольких метрах от него. Внизу, на многие километры в каждую сторону, пенится и бьет о камни океан. Волны бешено устремляются к скалам и бессильно отступают. Подо мной обрыв в десятки метров, внизу — океан.

Справа от меня и внизу берег усеяли туристы. Они делают снимки и собираются, как муравьи, в кучки. Слева от меня лежит Азия. Передо мной — небо, а позади — все, на что я надеялся и что принес с собой.

Что если это все? Что если больше ничего нет?

Я озираюсь. Вокруг ни души. И делаю первый шаг к краю обрыва.

По-видимому, человеческое тело наделено естественным радаром, выявляющим смертельно опасные ситуации. Когда вы оказываетесь в трех метрах от края скалы, за оградой, в теле появляется некоторое напряжение. Напряжен позвоночник. По коже бегут мурашки. Глаза сосредоточены на каждой детали обстановки. Ноги словно каменные. Будто большой и невидимый магнит мягко влечет тело в безопасное место. Но я борюсь с магнитом. Я переставляю ноги, сделанные из камня, ближе к краю.

В полутора метрах от края активно включается мозг. Ты видишь не только край, но и самого себя: непрошеными являются картины, как ты оступаешься и падаешь, разбиваешься насмерть. Лететь далеко, напоминает мозг. Очень, очень далеко. «Чувак, что ты творишь? Остановись. Остановись!»

Я приказываю мозгу заткнуться и медленными шажками иду дальше.

В метре от края тело подает полноценный сигнал тревоги. Один неудачный шаг, и жизнь закончится. Один сильный порыв ветра, и ты отправишься в синюю бесконечность. Ноги дрожат. И руки дрожат. И голос дрожит. Все напоминает об угрозе.

Большинство людей ближе метра к краю не подходят. На этом расстоянии можно наклониться и бросить взгляд вниз. Но все-таки нет ощущения, что есть реальный риск убиться насмерть. Когда стоишь так близко от края, даже столь дивного и пленительного, как мыс Доброй Надежды, возникает пьянящее головокружение, и недавний завтрак просится наружу.

Значит, это все? Это все, что есть? Знаю ли я уже все, что могу знать?

Я делаю еще один шажок, потом еще один. До края осталось полметра. Передняя нога вибрирует, когда я переношу на нее вес тела. И продолжаю идти дальше. Вопреки магниту. Вопреки зову своего ума. Вопреки инстинкту самосохранения.

Осталось сантиметров тридцать. Теперь я смотрю прямо вниз. Почему-то подступают слезы. Тело инстинктивно сжимается, защищаясь от чего-то воображаемого и необъяснимого. Порывами налетает ветер. В голову стучат мысли…

Когда ты у самого края, тебе кажется, что ты летишь. Перед лицом бездны ты словно слился с небом. И почти ожидаешь, что упадешь.

Я на мгновение припадаю к земле, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Заставляю себя взглянуть на воду, которая внизу бьется о скалы. Затем перевожу взгляд направо, на мелких муравьев, которые топчутся у вывесок, делают снимки, садятся в туристические автобусы: вдруг меня кто-нибудь видит? Эта жажда внимания абсолютно иррациональна. Как, впрочем, и все остальное. Снизу меня и не разглядишь. А если бы меня и было видно, слишком велико расстояние: никто ничего не смог бы сказать или сделать.

Я слышу лишь ветер.

Значит, вот оно?

Тело содрогается, страх пьянит и ослепляет. Я концентрируюсь и очищаю мысли в своего рода медитации. Ничто так не трезвит и не сосредотачивает, как несколько сантиметров от собственной смерти. Я выпрямляюсь и снова смотрю вдаль. Я улыбаюсь. Я напомнил себе, что умереть не страшно.